Защитникам и освободителям Смоленщины посвящается. Кровавый порядок

(Продолжение. Начало 3 марта, 11 марта)

На захваченных территориях нацисты проводили жесткую политику в отношении мирного населения. Оккупировав Смоленщину, фашисты первым делом приступили к созданию различного рода концентрационных лагерей как для военнопленных, так и для гражданского населения. Кроме того, имелись лагеря рабочие, распределительные, всевозможные пересыльные пункты, еврейские гетто и другие подобные «учреждения» для принудительного содержания населения. Условия пребывания в них были невыносимыми.

Первым в Смоленске появился снискавший недобрую славу пересыльный концентрационный лагерь № 126, предназначенный для военнопленных. Он располагался в двух местах: на территории бывших военных складов (Большой лагерь) и в Нарвских казармах (Малый лагерь). Ни складов, ни казарм как таковых после ожесточенных боев уже не существовало: оставались практически полуразрушенные помещения, большей частью без окон, дверей, потолков и полов, почти лишенные кровли и совершенно не утепленные. Земляной пол представлял собой слой грязи, на нем чаще всего и спали. Скученность была необыкновенная. Кормили военнопленных два раза в день: пайка состояла из воды с затхлой ржаной мукой без соли или из промерзшего полусгнившего неочищенного картофеля, также сваренного без соли. Хлеб, если его и выдавали, пекся из муки, смешанной пополам с древесными опилками, да и того доставалось не более чем по 150-200 граммов. Естественно, в лагере свирепствовали болезни – голодные отеки, поносы, дизентерия, сыпной тиф, а также педикулез. Ни о какой медицинской помощи и речи не шло, так что смертность доходила до 200, 300 и даже 600 человек в день.

Из показаний на суде Эриха Мюллера, ефрейтора 3-й роты 335-го охранного батальона: «В Смоленском концлагере № 126 с советскими военнопленными немецкие солдаты обращались очень жестоко. Считалось, что русский – получеловек, дикарь, и поэтому всякая жестокость по отношению к русским не только оправдывалась, но и поощрялась. Их избивали, гоняли на самые тяжелые работы, а при малейшем признаке неповиновения расстреливали. Командир 335-го батальона подполковник Ширштедт инструктировал: «Русских щадить нечего, нужно, чтобы советские военнопленные постоянно чувствовали мощь германского оружия». Мы добросовестно выполняли эти указания. Лично я убил в ДУЛАГе-126 не менее 30 советских военнопленных. Между солдатами возникло соревнование – кто больше убьёт. Поэтому в русских стреляли по всякому малейшему поводу. Главным образом, когда они подходили к проволочному заграждению. За два месяца моей службы в лагере, то есть за декабрь 1941 года и январь 1942 года, погибли не менее 4 тысяч человек. Командование батальона всячески поощряло солдат, наиболее активно участвовавших в истреблении русских. Например, командир батальона подполковник Ширштедт неоднократно выносил благодарность «за образцовую службу».

Не меньше их «отличались» и другие немецкие надсмотрщики. Так, с октября 1941 по май 1942 года при охране советских военнопленных, работавших на очистке железнодорожного полотна на Восточном вокзале Смоленска, ефрейтор Краузе лично застрелил 20 военнопленных, которые из-за физического истощения не могли выполнять тяжелую работу, и около 30 человек забил до смерти. Его сослуживец ефрейтор Генчке Фриц принимал участие в массовом расстреле советских военнопленных в ночь с 20 на 21 октября 1941 года, а в ноябре по собственной инициативе расстрелял еще 18 пленных.

Трупы умерших, замученных и расстрелянных хоронили в ямах-могилах возле лагеря. Их обследование специальной комиссией после освобождения Смоленска подтвердило, что в могилах на территории лагеря № 126 погребены не менее 60 тыс. человек (45 тысяч – в Большом и 15 тысяч – в Малом). Смоленский лагерь № 126 вошел в историю как место величайших злодеяний германского нацизма по истреблению советских граждан.

Аналогичная картина предстала перед членами комиссии при обследовании и других бывших лагерей, в частности в городе Ярцево.

В Ярцевском лагере содержалось более 500 военнопленных. Из них с декабря 1941 по март 1942 года от голода и болезней умерли более 200 человек. Завтрак военнопленных состоял обычно из воды и кусочка хлеба в 30-50 граммов, обед – из нескольких ложек несъедобной каши, сваренной из отходов ржаной муки, и похлебки из картофельных очисток. Свирепствовали сыпной тиф и другие болезни.

Но страшнее болезней были зверства охраны. В феврале 1942 года группа военнопленных из 10 человек разгружала автомашину с хлебом. Один военнопленный спрятал буханку за штабель дров. Заметивший это ефрейтор избил военнопленного, а затем доложил о случившемся начальству. Тут же был получен приказ расстрелять пятерых пленных из числа разгружавших машину, что ефрейтор тут же и выполнил.

В лагере, расположенном в селе Голынки, солдат 1-го батальона 350-го пехотного полка 14-й авиапехотной дивизии Райшман, имея служебную собаку, часто натравливал ее на пленных, когда они, по его мнению, работали медленно или отставали от колонны. К помощи собаки он обычно прибегал и для водворения порядка среди военнопленных во время раздачи пищи. Было и так, что он науськивал овчарку на людей просто потехи ради.

45 погребальных рвов 100 метров в длину и четыре в ширину с останками военнопленных остались после немецко-фашистской оккупации Вязьмы в период с начала октября 1941 по 12 марта 1943. Здесь на пересечении улиц Репина и Кронштадтской, в здании нынешнего Вяземского мясокомбината (тогда это был недостроенный авиационный завод без крыши, окон и дверей), в октябре 1941 года захватчики организовали пересыльный лагерь «Дулаг-184». В первые месяцы войны в нем оказались попавшие в окружение советские бойцы, выжившие в «мясорубке» Вяземского котла.

По воспоминаниям очевидцев, в первые недели после захвата Вязьмы, количество пленных в лагере было настолько велико, что не было места, чтобы лечь, и солдатам, многие из которых были ранены, приходилось стоять. В лагере царила страшная антисанитария, раны у бойцов гноились, у большинства раненых началась гангрена, почти все страдали дизентерией. Хлеб военнопленные до мая 1941 года не получали вовсе, кормили их супом-болтушкой из испорченной картофельной муки, которая выдавалась один раз в день.

Ужасные условия по содержанию военнопленных дополнялись постоянными издевательствами и зверствами немецких солдат. Был случай, когда немецкий солдат во время раздачи еды военнопленным бросил гранату в толпу голодных красноармейцев, столпившихся у котла. Часто немецкие солдаты кидали за колючую проволоку банку консервов и развлекались тем, что стреляли и кидали гранаты в тех пленных, которые, обезумев от голода, хотели ее поднять.

В июле 1942 года по приказу начальника жандармерии Вязьмы для устрашения узников лагеря и местного населения, из лагеря было выведено 5 пленных, которым гитлеровцы приказали бежать. По бегущим открыли огонь, трое пленных были убиты сразу, двоих раненых немецкие солдаты добили прикладами. Кроме этого, охрана лагеря в конце 1941 г. — в начале 1942 г. проводила плановый, ежедневный расстрел – 30 – 40 пленных.

Как известно, большинство попавших в плен советских солдат и офицеров были ранены. На территории лагеря для них было отведено помещение, которое называли лагерным госпиталем. Это был большой сарай, и назвать его госпиталем можно было только условно. В нем содержались обреченные на смерть раненые советские солдаты.

Врач Евгений Александрович Михеев рассказывал, что лечения и ухода за больными не было. Никаких лекарств и медикаментов не выдавалось. Больные получали в сутки полкотелка супа без хлеба.

Первоначально через этот сарай проходили попавшие в плен раненые советские солдаты и офицеры, а после того, как практически все они в страшных мучениях и страданиях умерли, в госпиталь стали поступать военнопленные с дистрофией и обморожением, так как с наступлением морозов администрация лагеря не предпринимала никаких мер по обеспечению пленных теплыми вещами и дровами в необходимом количестве.

Советские врачи, работавшие в лагере, не имея лекарств и перевязочного материала, ничем не могли помочь раненым. От голода, холода, болезней и зверств немецких солдат ежедневно в лагере умирали сотни людей. Врач Михеев сообщал, что в течение одного дня в лагере умерло 247 человек. Данная информация подтверждается и другими источниками, из которых следует, что в сутки в лагере гибло 200-300 человек.

Погибших людей сами же пленные хоронили во рвах в непосредственной близости лагеря. Однако в зимнее время захоронения не производились, тела погибших штабелями складировались около забора, а весной эти тысячи человеческих тел «захоранивались».

К началу 1943 г. практически все плененные 1941 года погибли, однако лагерь не был ликвидирован, его контингент постоянно пополнялся советскими воинами, попавшими в плен в результате боевых действий на фронте под Вязьмой, Ржевом и Сычевкой, партизанами и советскими воинами частей Белова, Ефремова, десантниками, плененными в ходе Ржевско-Вяземской наступательной операции 1942 года.

Во время освобождения Вязьмы в 1943 году сотрудники «СМЕРШ» 33-й армии захватили списки концлагеря за январь, февраль, март, июль, август, сентябрь, октябрь 1942 года. В них значились умершими 5422 человека.

Кроме лагеря «ДУЛАГ — 184», в Вязьме функционировал «госпиталь для советских военнопленных». Он размещался в здании железнодорожной поликлиники. Здание госпиталя не отапливалось, столбняк, газовая гангрена ежедневно уносили десятки жизней. В госпиталь свозили советских раненых солдат из-под Ржева, Сычевки и Гжатска.

Раненых привозили в товарных неотапливаемых вагонах. Эта транспортировка в несколько десятком километров, ввиду второстепенности груза, растягивалась на 5-7 дней. Многие погибали в пути. Оставшиеся в живых в состоянии полного истощения не могли самостоятельно преодолеть расстояние в 1 километр, отделявшее станцию от госпиталя, и их пристреливали конвоиры.

Этот госпиталь практически ничем не отличался от лагеря: на окнах были решетки, вооруженная охрана, недостаточное питание. Выжить в таких условиях могли только легко раненные пленные.

Охрана издевалась над пленными. Имеются свидетельства, что один изголодавшийся раненый на костылях подошел к окну, выходившему на Калужское шоссе, и попросил у прохожего еды, за что сразу же был расстрелян гитлеровским солдатом.

Пленные советские медицинские работники также подвергались избиениям и издевательствам. Так, немецким солдатом был избит врач Собстель. Врач Никифоров, не выдержав ужаса, происходящего в этом госпитале, и не имея возможности оказать помощь страдающим, сошел с ума. Врачи Т. А. Тараканова и А. П. Видринский с помощью местных жителей поддержали группу раненых, которых можно было спасти, организовали им побег и сами бежали.

 

Оставить ответ