Защитникам и освободителям Смоленщины посвящается.
1941 – 1943
Михаил Апросимов,
член Союза писателей Якутии,
заслуженный артист РС(Я) (перевод А.Г.Попова)
Посвящается светлой памяти участников Великой Отечественной войны – моему родному брату Апросимову Павлу Михайловичу и земляку Андрееву Дмитрию Михайловичу.
В столице нашей родины – великой Москве – мы в 24 студента: восемь девушек и шестнадцать юношей, учились, чтобы получить специальность артиста в Театральном училище имени Щепкина. Моим самым близким другом был Андреев Петя. Он окончил Бютейдяхскую среднюю школу. Бютейдях раньше входил в совхоз имени Байкалова, поэтому мы называли себя «байкаловцами». Но родом он был из Сатагая Амгинского улуса.
В 1970-ом году, когда мы учились на втором курсе, накануне празднования дня Конституции Петя позвал меня и сказал:
– Миша, младший брат моего отца Дмитрий живёт в деревне Засижье Ярцевского района Смоленской области. Он зовёт меня в гости, вот, смотри, что написал в письме. Он обосновался там более тридцати лет назад, есть жена и дети. Однажды летом он приезжал на родину в Сатагай один. Я тогда был маленьким, поэтому плохо помню его. Поедешь со мной? Один в незнакомое место ехать не хочу, а вдвоём и веселее будет, и время быстрее пролетит. Ну, давай, ты же мой товарищ, мы же «байкаловцы», не отказывайся, будь другом.
Мы тогда были молодыми, в расцвете сил, хотелось увидеть новые места, познакомиться с новыми людьми, поэтому я с радостью согласился. Тогда на день Конституции мы отдыхали три дня. Мы купили со скидкой по студенческому удостоверению билеты на поезд.
Сев на поезд, отправляющийся в Минск, мы благополучно проехали половину суток и часов в восемь утра были в Смоленске. Купили гостинцы: для детей конфеты, шоколадки, для невестки платок, а для Дмитрия – бутылку водки. Карманы студентов, и без того тощие, стали таять, поэтому решили на этом ограничиться, ведь и на обратную дорогу тоже надо оставить. Мы отправились на автовокзал, сели на автобус, едущий до Ярцево, и через пару часов уже были в районном центре. Там мы пересели на другой автобус, который привёз нас в Засижье, где и жил Дмитрий.
Это была небольшая деревенька, не особо отличающаяся от якутских деревень, где были школа, клуб, магазин. Отличие было в одном: большинство домов были заштукатурены и выбелены извёсткой. Там росли, в основном, тополя и яблони. Снега было много – по колено. Спрашивая у прохожих, мы шли довольно долго, пока не нашли выбеленный дом. Мы хотели сделать приятный сюрприз, поэтому не стали отбивать телеграмму. Мы отворили калитку и увидели, что довольно полная женщина средних лет выбивает одежду.
– Здравствуйте, здесь живёт Дмитрий Михайлович Андреев? – спросили мы. Мы из Москвы приехали, студенты-якуты.
Женщина удивилась, и некоторое время просто застыла на месте. Потом бросила, куда попало одежду, которую выбивала, и кинулась к нам, обняла.
– Родные мои сыночки! – приговаривала она, целуя нас.
Мы были поражены такой горячей встречей. Оказывается белорусы такие же эмоциональные и открытые люди, как и русские. К тому же из дома выбежали и окружили нас детишки. У женщины от избытка чувств выступили слёзы на глазах, она опомнилась и пригласила в хату.
Внутри дома мы, наконец, познакомились. Женщина оказалась хозяйкой дома, её звали Александра. Младший сын Миша, младшая дочь Шура, средний сын Коля учились в школе. Старшая дочь Валя была агрономом и сейчас находилась на работе. Средняя дочь Галя училась в СПТУ. Дмитрий тоже в это время работал пастухом на ферме, поэтому его дома не было. По распоряжению матери средний сын Коля побежал на ферму звать отца.
Через полчаса с улыбкой на лице вместе с Колей в дом вошёл якут маленького роста, однако крепко сложенный. Стали обниматься, радоваться. Потом Дмитрий спросил:
– Подождите, а кто из вас мой племянник?
– А ты угадай! Кого выберешь себе в родню? – пошутили мы.
Дмитрий долго рассматривал и, наконец, указал на меня: «По-моему, ты».
Тогда Петя сделал шаг вперёд и сказал:
– Ты ошибся, он не настоящий родственник, я – твой племянник.
Домочадцы взорвались смехом. Мы вручили хозяевам гостинцы. Как мало надо нужно человеку! Все были рады, довольны и благодарили.
По традиции тех мест, дорогим гостям предлагают в первую очередь помыться в бане. Дмитрий растопил баню, и мы, три якутских смуглых парня помылись добела. Дмитрий бил нас берёзовыми вениками до тех пор, пока мы не начали убегать от него.
Вышли одеваться – а белья нет. Вместо них лежат новенькие, выглаженные майки, трусы, носки. Наше бельё уже было выстирано и повешено во дворе сушиться. В честь нашего приезда забили одного барана, свернули шею гусю. На столе нас ожидали разнообразные соления: свинина, огурцы, маринованные грибы и яблоки, груши. Всё это своё, домашнее. Александра поставила на стол большую бутылку.
– Это свой, домашний самогон, будьте осторожны, очень крепкий.
Она начала разливать его по рюмкам. Дмитрий вскочил на ноги, чтобы покормить огонь. Он сказал, что якутские традиции он обязательно соблюдает, где бы он ни был. Потом он с горящими глазами сказал поздравительную речь в связи с днём Конституции. Было видно во всём его образе, насколько он был сегодня взволнован. Он благодарил за наш приезд от земли до неба. Мы только пригубили рюмки и поставили обратно на стол. Это его как будто обидело:
– Братья мои, сыночки, вы меня обижаете, у нас первый тост выпивают обязательно до дна.
Что делать, морща лица от горечи самогона, мы кое-как осушили свои рюмки. Дмитрий посветлел лицом, начал долгие беседы.
– Дядя Дима, расскажи, как ты воевал, как встретился с Александрой? – попросили мы.
И услышали такой рассказ:
– в 1943-ем году мне исполнилось 18 лет, получил повестку от военкомата и был призван в ряды Советской Армии. Нас провожали со двора клуба. «Не падите от ружий, не падите от стрел, вернитесь благополучно живыми с Победой, ступите снова на родную землю!» – произнесли благословение нам. Мама дала мне свой хомус. Она всегда активно участвовала в художественной самодеятельности, очень хорошо владела игрой на хомусе. Когда она извлекала звуки, по всему телу разливались волны, по спине бежали ручьи живительной энергии. Вот таким хорошим хомусистом была моя мама, ни один концерт без неё не обходился. Не зря же её в народе прозвали Мария Хомус.
– Сыночек, Дмитрий, если соскучишься по родине и землякам, если тебя посетит уныние, поиграй на хомусе, тогда тебе станет легче, прибавятся силы, придут хорошие мысли, сказала мне мама и поцеловала меня в лоб, потом прижала мою голову к груди, и мы постояли так, я слышал биение сердца моей любимой матери и как молния пронзила мысль: «Наступит ли такой день, когда я вернусь домой живым и снова увижу её?»
Под Москвой я за несколько месяцев прошёл курс военного дела и был назначен на фронт в стрелковую пехоту. Первое крещение прошло на огневом рубеже I Белорусского фронта под Смоленском. Нельзя передать словами, только пройдя сквозь это адское пламя можно понять душой и телом все тяготы войны. Находясь, между жизнью и смертью борешься за жизнь, в бессилии вручаешь душу Богу и бросаешься в кровавый бой. Волосы дыбом встают, когда вспоминаю это…
Дмитрий налил и выпил ещё рюмку, стёр со лба испарину и продолжил:
– Сражавшись шесть месяцев, мы пришли к Засижью. Враг с большими потерями отступал под нашим напором, мы гнали его дальше на запад. Много искренних друзей заснули беспробудным сном на полях этих сражений. Наша рота шла вперёд с перестрелкой по лесу. Я бежал вперёд, слыша, как с хищным свистом пролетает мимо дождь из вражеских пуль, который не может достигнуть цели. Вражеские миномёты время от времени взрывались рядом, вздымая землю до небес, а я бежал под прикрытием деревьев и только думал: «Не отстать бы от свои, не отстать бы от своих». Вдруг что-то сильно ударило мне в грудь, помню, как отлетел назад… Потом темнота… Меня сразила вражеская пуля, я упал там же в кустах, и неизвестно, сколько пролежал там.
Очнулся я весь окоченевший, не мог двигать ни руками, ни ногами. Каждый вдох приносил невыносимую боль в левой части груди, отчего было трудно дышать. С большим трудом я перевернулся на спину, левое плечо горит огнём, рука болтается как плеть, ничего не чувствует. Правые рука и нога стали оживать и двигаться. Не было сил, очень хотелось пить. Я только тогда понял, что ранен. В гортани было что-то вязкое, как каша, что мне очень мешало дышать. Попробовал выплюнуть – не выходит, левая сторона стала болеть нестерпимо. Я сунул пальцы в рот, оказалось – большой сгусток крови. Оторвал ветку с куста, сунул в рот и стал вертеть и чистить гортань, дышать стало легче.
Большими усилиями я заставил себя вылезти из кустов, оглянулся, никого не увидел. Пытался кричать, звать своих, но голоса не было. «Видимо, настал тот день, когда я умру, – подумал я. Мысли пролетали подобно ленте кинофильма. – Видимо, судьба моя такая, остаться в этих краях. Как обидно! Если я умру здесь, то пойду на корм воронам, кости мои так и не будут закопаны в землю и зарастут мхом». Я хотел нащупать рану и поднёс её к груди, но рука наткнулась на что-то выпуклое. Ох, да это же мамин хомус. Я с большим трудом расстегнул карман гимнастёрки, залепленный застывшей кровью, вытащил хомус в деревянном футляре. Я увидел, что вражеская пуля пробила футляр. Я открываю его и вижу, что пули попала в кольцо хомуса, оттуда оно направилось к плечу. Если бы ушло в другую строну, то должно было попасть в сердце. «О, милая моя мама, даже находясь на другом краю света, ты продолжаешь защищать меня! Твой хомус спас мне жизнь. Милый хомус, благодаря тебе я жив!» Говоря эти слова, я поцеловал то место, где была вмятина на кольце.
Я нарвал зелёной травы, почистил хомус от крови и поднёс его к губам, начал играть. Чем дольше я играл, тем легче становилось, к силе прибавлялась сила, мысли светлели. Когда закрывал глаза, казалось, что я нахожусь в родном аласе… Предвещая тёплые летние дни, кукует кукушка. В безоблачное поднебесье по чистому воздуху взлетает поющий жаворонок, над озером неистово гогоча кружится стая гусей, подбирая место для приземления. Как будто слышится осенний гулкий топот копыт отцовского коня, нетерпеливо возвращающегося с охоты. Знойным летом во время ысыаха заходит красноватое солнце, приходит спасительная прохлада. В ушах как будто наяву стоят звуки пения осуохая. Там девушка Туйаара, которая мне нравится, грациозно танцует осуокай, горят её счастливые глаза, светится радостное личико, лёгкая испарина на лице, которая только украшает её. Тогдашние дети любили очень скромно, издалека…
Сидя так, я услышал треск ветки под чьими-то ногами. Защищая своё светлое дыхание, я выхватил автомат и наставил его в сторону звука. Вижу – идут два человека, я нашёл цель, осталось только нажать на курок. Я знаю, что мой надёжный друг – автомат – не подведёт в нужную минуту. Мы, якуты, к оружию относимся внимательно, общаемся как с человеком, постоянно чистим и ухаживаем. Перед атакой я всегда разговаривал с автоматом по-якутски: «Друг мой надёжный, у меня есть только ты… Моя просьба только одна – не откажи в трудную минуту, не давай осечки… Ладно? Всё остальное я уже решу сам. Понял? Будь другом спаси моё светлое дыхание, защити тёмное дыхание». Говоря это, я поглаживал его и целовал в «затылок». Я заметил, что приближающихся людей на головах что-то белое, они часто наклоняются, к чему-то присматриваются. «Что это? Мираж или что?» – думал я, моргая. И только переосмыслив, я понял, что это женщина с девочкой подростком собирают грибы.
Я задрожал от радости, сел и замахал пилоткой. «Эй, помогите, люди добрые, я свой, советский раненый солдат!» – закричал я как мог. Я опасался, что они могут убежать от страха. Я знал, что в таком случае я останусь между небом и землёй. Люди спрятались за дерево. Вот это поворот! Что делать? Эх, тогда лучше спеть. Какую песню? Я начал петь «Катюшу». Знал только один куплет, но, кажется, повторял его несколько раз.
Через некоторое время я увидел, что грибники идут в мою сторону. Впереди идёт взрослая, за ней идёт дочь. Боятся, осторожничают. Увидев меня, они отшатнулись от страха, я понял: они увидели, что внешностью я совсем не похож на них. «Я советский солдат, раненый, свой», – сказал я, показывая звезду на пилотке, автомат и рану на груди. Наконец, они поверили. «Можешь идти сам?» – спросили они. Делать нечего, киваю головой. Когда меня взяли за подмышки, от дикой боли я потерял сознание.
Чувствую влагу на губах. Мучительно хочется пить, лишь бы влага, утолить жажду, поэтому пью. «Кто это поит меня живой водой?.. Мама, кто же ещё?..» Открыл глаза и вижу – прекрасная девушка-белоруска, глядя на меня голубичными синими глазами, поила меня водой из кружки. Я вдоволь напился воды. Мы ещё посидели молча. Как мужчина я первым решил начать разговор:
– Как тебя зовут?
– Шура.
– А я Дмитрий. Я приехал из Якутии. Ты знаешь, где находится Якутия?
– Знаю, проходили по географии.
– В каком классе ты учишься?
– Окончила восьмой класс.
– Куда ушла твоя мама?
– В деревню за лошадью. Ты же не можешь ходить.
– Ты любишь музыку?
– Люблю. Немного играю на балалайке.
Я вытащил хомус и показал ей.
– Посмотри, Шура, это наш якутский музыкальный инструмент. Называется хомус. Хочешь, я сыграю на нём?
– Хорошо, сыграй.
Я начал играть на хомусе. Дойдя до жаворонка, я остановился.
– Оказывается, я слышала звуки твоего хомуса.
– Когда собирали грибы. Я услышала пение жаворонка. Я хотела увидеть, где он играет, но так и не нашла. У нас давно не поют жаворонки, как началась война, они перестали. Потом играла мелодия неизвестной мне песни. Значит, я слышала, как ты играл.
– Куда дошли наши воины?
– Позавчера ушли на запад, в немецкий тыл.
Вскоре между деревьями стало видно, как приближается лошадь, запряжённая в телегу. Около полумесяца я пробыл в этой семье, и когда смог встать на ноги, меня отвезли в санчасть. Я безмерно благодарен этой белорусской женщине Марии Васильевне и её дочери Шуре. Благодарность за их заботу не будет забыта, пока я жив. Я обещал им, что когда кончится война, я обязательно приеду навестить их. У доброй лошади один удар плети, у доброго молодца – одно слово.
Отец и брат Шуры ушли воевать, как только началась война, и по сей день нет от них никаких вестей. Мать с дочерью успокаивали себя, они живы и вернутся, не теряют надежды, время от времени посматривают на дорогу.
Так я завершил войну во вражеской берлоге – в Берлине. Дважды был легко ранен, лечился в госпиталях. На обратной дороге я сдержал своё слово и приехал в Засижье. Мы с Шурой полюбили друг друга, и как видите, создали семью, родили много детей.
При этих словах Дмитрий посмотрел на жену любящими глазами и сказал:
– Шура, принеси мою парадную форму, покажем братьям.
Александра вынесла из комнаты пиджак, весь в орденах и медалях, и повесила него на спинку стула.
– В трёх километрах от нашей деревни есть деревня Петровка. Там в братской могиле захоронены два солдата-якута. Один из них вилюйский – замечательный якутский снайпер Дмитрий Гуляев, другой – мой земляк из Морукского наслега Мегино-Кангаласского района, храбрый боец, пулемётчик Павел Апросимов. Если я сильно скучаю по родине или станет грустно, а также обязательно на День Победы я иду туда класть букет цветов. Это были самые близкие мне люди из якутов. Я играл им на хомусе, вместе поднимали солдатские сто грамм, вспоминали родину. Мне кажется, они меня слышат, поэтому я там отвожу душу, долго говорю на якутском…
– Ох, уже скоро шесть часов. В клубе должен быть концерт ко дню Конституции, опаздываем, давайте собираться, – заторопил нас Дмитрий.
По пути в клуб Дмитрий с гордостью знакомил с каждым встречным, рассказывал о нас. Когда мы пришли, концерт уже шёл. Было очень много народу, негде сесть. Мы прошли в конец зала, опёрлись на стенку и стали смотреть концерт. Вдруг какая-то высокая женщина пошла прямо к нам, словно выпущенная стрела, поздоровалась, поздравила с праздником.
– Дмитрий, это твои братья? Мы слышали, что вы учитесь в Москве на артистов. Цыганское радио у нас хорошо работает, да селение у нас маленькое, уши-то не заткнёшь. У меня к вам просьба, дайте один номер, а то у нас выступающих мало. Не каждый день приезжают гости из Москвы, тем более такие, которые на артистов учатся.
Мы решили культурно отказаться:
– Надо было раньше сказать, мы бы хоть подготовились, а так чего без подготовки выходить?
Тогда Дмитрий решил за нас:
– Один раз в жизни приехали и отказываетесь? Якут, севший на быка – певец! И как вы хотите стать артистами, если боитесь сцены? А ну-ка, каковы мы, якуты? Валентина, участвуют они, участвую. Не сметь мне, подводить свой народ!
– Дядя, у тебя есть хомус? – спросил Петя. – Может, попробовать поиграть на нём?
Петя – лучший хомусист нашей студии, он играет на нём ещё со школьных лет.
– Есть, есть, я сейчас, – ответил Дмитрий, лёгкой походкой убегая домой.
Мы прошли за сцену в комнату, где готовились к выступлению. Начали думать, что ещё придумать. Я решил спеть песню о Герое Попове. Петя – Морзянку», с которой раньше в школе неоднократно побеждал в районных конкурсах. После этого договорились спеть дуэтом на два голоса «Одинокую гармонь». К счастью, мы её разучили на занятиях по вокалу. Если подоспеет хомус, то Петя решил сыграть на нём. Да уж, платы грандиозные, но насколько и в каком качестве они могут воплотиться?
Скоро прибежал запыхавшийся Дмитрий. Глаза горели, лицо сияло:
– Есть, есть! Нашёл! Я кладу его в карман парадного костюма, там он и лежал, сердечный…
Он был очень взволнован. Открыв повреждённый пулей футляр, он достал хомус и дрожащей рукой протянул Пете:
– Вот, попробуй-ка сыграть…
Петя попробовал. Время от времени покорёженый стальной язычок бился о края хомуса, издавая не очень приятный металлический скрежет. Он пытался и так и сяк, но звук всё равно проявлялся. Он пошёл к свету, начал дёргать за язычок, прислушиваясь к звуку, таким образом, он, кажется, понял в чём неполадки. Он попросил у заведующей клубом молоток, положил хомус на батарею отопления и начал мастерить. Он бил то сильно, то легонько. В конце концов он пробовал сыграть ещё раз – посторонних звуков больше не было. Все вздохнули, как будто сбросили тяжёлый груз. Хомус стал прежним, можно было играть.
– Ну, как? Вы готовы? Сейчас объявлю ваш выход, на этом наш концерт заканчивается, – сказала заведующая клубом и прошла на сцену к микрофону.
– Перед вами студенты Московского театрального института, племянники жителя нашего селения Андреева Дмитрия Михайловича, гости из далёкой Якутии!
Мы поздравили селян с праздником, я пересказал содержание песни о Фёдоре Кузьмиче Попове, как он первым переплыл Днепр, отобрал вражеский пулемёт и, открыв фашистам встречный огонь, дал возможность советским воинам перебраться через реку, что это он за это получил звание Героя Советского Союза. Потом я начал петь песню «По холодным волнам Днепра…» Собравшиеся, видимо, приняв меня за брата односельчанина, не пожалели аплодисментов. После меня Петя от всей души исполнил песню «Морзянка». Зрители и на этот раз хлопали очень активно. Затем мы с Петей спели дуэтом «Одинокую гармонь».
Петя показал зрителям хомус, пояснил, что это за инструмент, рассказал о том, как он спас его родственника Дмитрия во время перестрелки и сыграл несколько мелодий, окончив выступление пением жаворонка.
Зал взорвался аплодисментами, два-три раза нам пришлось выйти на сцену, чтобы поклониться зрителям. Потом сообразили, что надо бы вызвать Дмитрия на сцену. Тот поднялся к нам, обнял и начал покрывать поцелуями, смахнул слёзы радости и подошёл к микрофону:
– Я горжусь тем, что я якут. Наша молодёжь не подвела народ. Я очень взволнован, услышав родную якутскую речь, душевные песни и очень доволен. Впервые за долгие годы я услышал звуки хомуса, который всегда носил с собой, со стороны. Особенно радует, что исполнителем является мой племянник Петя. Я удивлён, насколько выросло мастерство исполнения на нашем национальном инструменте. В мгновение ока эта музыка унесла меня в родные края. Зов родной природы, оказывается, очень силён. Дорогие мои младшие братья, огромное вам спасибо! Этот хомус мне подарила мама, но я хочу передарить его тебе, молодому человеку, будущему артисту. Я уже пожилой человек, зачем будет лежать без дела? Хомус должен петь, иначе он слабеет, теряет силу. Заставь его звенеть и петь на радость людям. В этом предназначение хомуса. Он принес мне счастье, и ты, Петя, тоже с его помощью найди своё счастье. Пока звучит хомус, якутский народ будет развиваться, пока он звенит, будут появляться прекрасные люди. Хомус объединяет народы всего мира, продолжает наш род.